Александр Габриэль (Бостон)

ИСКУССТВО ОДИНОЧЕСТВА

 

"Флейта Евтерпы" №1, 2006

НЕПОГОДА В БОСТОНЕ

Бостон скрыт под белою кольчугой.
Лютый холод. Ветрено. Туман.
Улицы, пронизанные вьюгой,
реками впадают в океан.
Мой day off 1- без смысла и без спешки.
Даунтаун мертв, как Оймякон...
Плотный завтрак в маленькой кафешке -
что-то из мучного и бекон,
клейкий шорох утренней газеты,
кофе, оставляющий желать...
(Как дела у Дугласа и Зеты? -
тишь и, как обычно, благодать).
Лишь бы быть под крышей! И в колоде
смешаны шестерки и тузы:
финансист, похожий на Мавроди,
программистка с берегов Янцзы,
мелкий клерк из ближнего "Файлинса",
менеджеры среднего звена...
Шторками задернутые лица.
За семью запорами весна.
Завтрак позади. Пора наружу,
на скрещенье улиц и эпох,
в бешено мятущуюся стужу,
ставшую болезненной на вдох.
Бойкий угол Вашингтон и Саммер
нынче тих. Не видно бизнес-дам.
Мир живых скукожился и замер,
спрятав бесприютных по домам.
Путь домой, он и по цвету - Млечный...
Грусть в душе. Одиннадцатый час.
И за весь квартал - один лишь встречный,
и один лишь взгляд печальных глаз.


ХРОНИКА ТРЕХ ИМПЕРИЙ

I

Империя Номер Один - загадка. Замок без ключа. От пальм до арктических льдин - разлапистый штамп кумача. Страна неизменно права размахом деяний и слов.
А хлеб - он всему голова в отсутствие прочих голов. Разбитый на кланы народ мечтал дотянуться до звёзд; а лица идущих вперёд стандартны, как ГОСТ на компост. Придушены диско и рок. Орлами на фоне пичуг - Михайлов, Харламов, Петров, Плисецкая и Бондарчук. Но - не было глубже корней: попробуй-ка их оторви!.. И не было дружбы прочней и самозабвенней любви. Хоть ветер, сквозивший на вест, дарил ощущенье вины, холодное слово "отъезд" заполнило мысли и сны. Под баховский скорбный клавир, под томно пригашенный свет нам выдал районный ОВИР бумагу, что нас
больше
нет.


II

От хип-хопа и грязи в метро невозможно болит голова. Что сказали бы карты Таро про Империю с номером два; про страну, где святые отцы, повидав Ватикан и синклит, изучив биржевые столбцы, превращают мальчишек в Лолит; про страну, где юристов - как мух, и любой норовит на рожон; про страну моложавых старух и утративших женственность жён?! О Империя с номером два, совмещенная с осью Земли! - прохудились дела и слова, а мечты закруглились в нули... Но и в ней - наша странная часть, выживания яростный дух, не дающий бесследно пропасть, превратившись в песок или пух... Хоть порой в непроглядную тьму нас заводит лихая стезя - нам судьба привыкать ко всему, потому как иначе - нельзя.

III

В Петербурге, Детройте и Яффе,
наподобие дроф и синиц,
мы не будем в плену географий
и придуманных кем-то границ.
Нашим компасам внутренней боли,
эхолотам любви и тоски
не нужны паспорта и пароли
и извечных запретов тиски.
Пусть услышит имеющий уши,
пусть узнает считающий дни:
нам с рожденья дарованы души.
Говорят, что бессмертны они.
И они матерьялами служат
для Империи с номером три...

Две Империи - где-то снаружи,
а одна -
всех важнее -
внутри.


ПРЕАМБУЛА

В утраченном чувстве беспечности,
в тоскливой и серой публичности -
секрет омертвления вечности,
секрет раздвоения личности.
И жизнь наша - только преамбула
к сюжетам действительно аховым,
где мир распластался, как камбала,
на трёх черепах черепаховых,
а может, на спинке у слоника,
а может, в межгорбье верблюдовом,
а может, на джинне без тоника -
без разницы. Хочется чуда нам!
До темени в темени хочется
миров, что пестры и безвизовы,
где Анка строчит, пулемётчица,
за синий платочек лендлизовый,
на всех языках с иностранцами...

А те, кто не занят беседами,
те заняты бальными танцами,
таганками и кастанедами.
Собаки братаются с кошками
и кролики дружат с питонами;
и меряют счастье не ложками,
а вёдрами и килотоннами...

Но вновь с головою - в преамбулу,
в скворечник, в раздрай, в отупение,
и грызть удила, словно ампулу
с докучливым ядом терпения,
и жить в этой серой обычности,
пока не остынут конечности;
пытаясь для собственной личности
найти хоть немножечко вечности.

 

БЕССМЕРТНЫЙ

Поймав кураж, отринув ложь, не растеряв запас сноровки, ты в дом повешенного вхож, где речи - только о веревке, о чёрном струпе языка, похабно вылезшем из глотки; ещё о том, что мало водки, и том, что ночь наверняка уже не станет белым днём, досужей выдумкою зрячих; и жизнь уютней кверху дном, пусть кто-то думает иначе, пусть кто-то думает о том, как было здорово при свете; но наступает Время Йети, входящего без стука в дом...

Хоть говорил великий Ом про значимость сопротивленья, но - подгибаются колени, когда заходит Некто в дом; когда заходит Некто в дом, ища ягнёнка на закланье, и пахнет гнилью и дождём его свистящее дыханье; Колгейтом чищены клыки, на лбу тату из трёх шестёрок; он приближается, как морок несочинившейся строки; и нет спасения уже, как рыбе, брошенной на сушу; и кошки - те, что на душе скребли - вконец порвали душу.

Но всё не так. И жизнь - не та. И нет на авансцене монстра... - лишь смайл Чеширского Кота, причуда графа Калиостро; и в дом вторгается рассвет, невыносимый сгусток красок - сигналом для срыванья масок, видений, снов и эполет. Но мысли, что не рады дню, одновалентны и преступны... Любовь, что сгнила на корню, распространяет запах трупный. И, перебрав десятки вер, стремясь то в ангелы, то в черти, ты знаешь:

жизнь
печальней смерти,
мой друг, бессмертный Агасфер.


ВАКАНСИИ

Вакантно. На душе поют ваганты про власть вина, про глупый политес, про то, как дистрофичные Атланты страдают недержанием небес, про аховые цены на
сосиски, про чайку по прозванью Ричард Бах, про урожай бобов в Ханты-Мансийске, который всех оставит на бобах, про то, как Сивку горки укатали, и впереди экзамены опять. И что-то есть в нестройном их вокале, так явно оставляющем желать...

Вакантно. Вместо Гегеля и Канта в душе - сквозняк и тонны чепухи. И в стены слепо тычутся стихи - ублюдочные отпрыски таланта, никчемного значением
своим, незримого порою самым близким в преддверии ухода по-английски в безличностный и тусклый прах и дым...

Мне истины милей с обратным знаком, которые не мажутся на хлеб... Я сам себе и житница, и склеп, дожив до сорока с изрядным гаком... И смысла жизни так и не
познав, пересчитав потери и убытки, включаю вместо Малера и Шнитке бесхитростный мотивчик "What Is Love?".

"Вакантно" (словно вывеска в мотеле -
мол, есть места, недорого совсем)...
Всё меньше средств для оправданья цели.
Всё меньше жизни. И всё больше тем.
Мы все, Сизифы, камни в гору тащим,
а для меня, вдобавок ко всему,
Придуманное стало Настоящим,
и очень близким сердцу и уму.
В душе с комфортом селятся пустоты,
создав вeб-сайт с названьем "Счастья.net".
A на вопросы: "Что ты?" или "Кто ты?"
пожатье плеч - единственный ответ.
Когда-нибудь, пробыв в небесном трансе,
и на судьбу ничуть не ополчась,
займусь я заполнением вакансий,
но не сейчас.
Простите.
Не сейчас.


ТАПЕР

Приоткрывая радостные дали,
исполненные солнечного света,
слабай мне "Деми Мурку" на рояле,
седой тапёр из бруклинского гетто.

Давай с тобою по одной пропустим -
мы всё же не девицы перед балом...
А джазовой собачьеглазой грусти
не нужно мне. Её и так навалом.

Давай друг другу скажем: "Не печалься!
Мы и такие симпатичны дамам..."
Пусть из тебя не выйдет Рэя Чарльза,
а я уже не стану Мандельштамом.

Несётся жизнь галопом по европам
в препонах, узелках да заморочках...
Ты рассовал печали по синкопам,
я скрыл свои в русскоязычных строчках.

Мы просто улыбнёмся чуть устало,
и пусть на миг уйдут тоска и страхи,
когда соприкоснутся два бокала
над чёрной гладью старенькой "Ямахи".


28 КАПЕЛЬ КОРВАЛОЛА

Перебои жизненного соло лечатся испытанным плацебо: 28 капель корвалола и дождём сочащееся небо... Памяти незримая петарда россыпью колючих многоточий выстрелит в районе миокарда и отпустит на исходе ночи...

Сочиненье стихов... Зачем?!
И на кой совершенство слога?! -
недоказанных теорем
остаётся не так уж много.
Слишком вспахана эта гать,
слишком хожены эти стёжки...
Унизительно - подбирать
со столов опустевших крошки.
Мне б исчезнуть в мельканьи лиц,
в шевеленьи житейской пены,
но невидимый миру шприц
мне стихи загоняет в вены...

Ночью всё так выпукло и чётко делится на дебет и на кредит; только сердце, шалая подлодка, глубиной непознанною бредит... Стая истин, спаянная в узел, ставшая докучливою ношей, острыми рапирами иллюзий тычется в предсердья и подвздошье...

Сочиненье стихов... К чему?!
Что изменится в мире этом?! -
всё из света уйдёт во тьму,
чтобы вновь обернуться светом.
И за краткий житейский миг,
напоённый мечтой о чуде,
я не стану скопленьем книг,
что до дыр зачитают люди...

Ночью так враждуется с собою! И от изголовья до изножья время захудалою арбою тянется по мраку бездорожья. Нет стихов, шрапнельных многоточий; только холод стен да холод пола. Всё, что я хочу от этой ночи - 28 капель корвалола...


ПАТАМУШТА

...патамушта в жилище твоём по углам паутинка и не светится истина в чёрном дешёвом вине и никто не поможет погладить шнурки на ботинках хоть ори по-французски вальяжно и зло: "Ла Шене!"; патамушта не в кайф на концерте в кино и в притоне патамушта схватить молоток и разбить зеркала где опять предстаёшь цирковой дрессированной пони позабывшей что в принципе можно разгрызть удила; патамушта усохли озёра в противные лужи и в любом окруженье ты тусклый печальный изгой а слова о любви получаются хуже и хуже патамушта нельзя быть на свете красивой такой...


...и не ведая толком почём фунт изюма в отчизне ты истратил снаряды пытаясь попасть в воробья патамушта ты Рыцарь Печального Образа Жизни разменявший общенье на мрачные взгляды в себя патамушта не греет задорное пламя глинтвейна и охота повыть на потрёпанный профиль луны; время шарит в душе с обезьяньей ухмылкой Эйнштейна приспособив себя к интерьерам цветастой страны; леденящий Таймыр где однажды смеялась Алушта; повстречав по одёжке проводят тебя по уму...

Не на каждый вопрос ты отыщешь своё "патамушта"; значит, лучше заткнись и забудь про словцо "почему".


ИСКУССТВО ОДИНОЧЕСТВА

Одиночество - странная штука...
Ты - вовне, где не мир, не война.
Тетивой робингудова лука
в перепонках дрожит тишина;
тишина, наделенная весом,
обделенная даром любви...
Не гулять ли вам Шервудским лесом,
телефон и компьютер с TV?!
Ты - дошедший до истины странник.
И с находкою этой сполна
ты сроднился, как мертвый "Титаник" -
с барельефом холодного дна.
Время - жалкий нескошенный колос,
перегнивший от влаги и стуж,
просто путь, разделённый на скорость,
просто формула.
Физика.
Чушь.
Время кончилось. Птица кукушка
замолчала и впала в тоску,
и часов пунктуальная пушка
не пaльнёт непременным "ку-ку",
и реальность поставлена к стенке
вкупе с вечным "люблю - не люблю",
вот и память теряет оттенки,
асимптотой склоняясь к нулю.
Неподвижность.
Не мука.
Не скука.
Может, только начало пути...

Одиночество - странная штука,
идентичная счастью.
Почти.

 

  ПРИМЕЧАНИЯ:

 

1 day off - персональный выходной работающего в Америке (помимо уикэнда и праздников).     к тексту