Григорий Марговский (Бостон)

НЕУЗНАННОСТИ УЗНИК

"СЕФЕР ЙЕЦИРА"

Запад и восток запечатаны Тобою,
Высь и глубина.
Как же нам взойти той курящейся тропою
С чашею вина -
Слов не расплескав и безумья не изведав,
Утаив следы?
Нега от огня, а прохлада от рассветов,
Ветер от воды...
Кто б там ни залег, колыхаясь надо всеми -
Беркут или сом, -
Видно неспроста проворачивалось время
Зрячим колесом.
Тридцатью двумя чудотворными путями
Мудрости Твоей
Шествовали мы зачарованно и сами
Делались мудрей.
В жизни две зари равноценные, и обе -
Завтра как вчера.
Выдай нам чертеж совпадений и подобий,
"Сефер Йецира"!
Звезды расшифруй, сохрани от равнодушья
Эти облака!
Будет нам юдоль, будет хижина пастушья,
Наигрыш рожка;
Будет сон-трава, златорунная отара,
Теплая доха...
Вера от любви. Одиночество от дара.
Горечь от стиха.

ПЕСЕНКА ПРАВДОЛЮБЦА

Я нажил злейшего врага
В лице своей судьбы:
Так сирот старая карга
Тягает за чубы,
Так юнгу жирным черпаком
С размаху лупит кок
И так певца гнобит обком
За декадентский слог.

Куда ни ткнусь, меня везде
Ущучить норовят:
Так пляшет на сковороде
Пескарь, попавший в ад;
Так в леопардовых когтях
Предсмертно бьется гну
И стонет греческий монах
У янычар в плену.

Я пред людьми повинен в том,
Что правду говорю:
Так недоволен двор шутом,
Уставшим льстить царю;
Так водовоз строчит со зла
На фельдшера в уезд,
Не ведая, что полсела
Вот-вот холера съест;

Так олигарху прокурор
Наматывает срок -
За то что взяточник и вор
Им названы меж строк,
В то время как валютный шок
Уже грозит стране
И будет стерта в порошок
Она в большой войне...

Порой и рад бы я смолчать -
Да, видно, не дано
На вздор нашлепывать печать
И прятать под сукно.
Готов хоть к черту на рога,
Чуть фальшь - я на дыбы!
И как тут не нажить врага
В лице своей судьбы?

ИЗ СИВИЛЛИНЫХ КНИГ

Повержен мой глагол,
Как прах на летних гумнах:
В прозрениях безумных
Полжизни я провел,
Предсказывая крах
Народам и державам
И почерком корявым
Танцуя на полях.

Остался невредим
Растленный Геркуланум:
Затянется кальяном -
И щурится сквозь дым;
И радостно снуют
Гуляки помпеяне,
В спасительном пеане
Воспевшие фастфуд.

А ты - изволь, ответь,
Какое блюдо выпек,
Огонь моих филиппик,
Не чаявший согреть
Ни тех, чей плуг закон,
Ни этих - нуворишей
Из кодлы, наварившей
На засухе времен?

Незыблем их Эдем,
Основанный на силе,
Двух дюжин не сносили
Их жены диадем,
А ты - разоблачать...
И что тебе неймется?
Столь яростных эмоций
Ты попусту не трать!

Их бойкий новояз,
Довлеющий людскому,
Давно набил оскому
И на зубах навяз:
Но именно на нем
Ораторствует Кронос,
А я - рассудком тронусь,
Как дряхлый мажордом...

Дежуря по ночам
В одном из небоскребов,
Я вытираю обувь
Об их банкирский храм -
Брезгливо сторонясь
Продажных жриц Ашторет,
И кровотоку вторит
Ритмическая вязь.

Но не потух вулкан,
Кипит работа в кузнях;
Неузнанности узник,
Изгнанник ряда стран,
За опохмел души
Лампадку возжигая,
Я выдохну: "Другая
Нам не нужна. Пиши".

И, выйдя на залив,
Где утки на воде спят,
А селезень, их деспот,
Фланирует, ревнив,
Прибавлю: "Да, прошла.
Хоть у иных бесцельней...
А эти их молельни
Еще сгорят дотла!"

"МЭЙФЛАУЭР"

Уж арфы грянули эоловы -
Надрывно, а не кое-как,
И по Чарльз-ривер сорвиголовы
Сплавляются на каяках.
А вы полпинты рому примете -
И грезите, мгновенье для,
Как резвый барк в музейном Плимуте
Выписывает кренделя.
Ах, не в диковину он бостонцу!
Нам дорог пилигримов дом,
Но перед нами хоть сам босс танцуй -
И бровью мы не поведем.
При этом мы из Массачусеттса
Не уезжаем никуда,
И всякий, кто у нас очутится,
Готов присвистнуть: это да!
Нам по душе своя колония,
Взыскательный и тесный круг,
И нас воротит от зловония
Мегалополисов-зверюг.
Там что ни день, ты словно при смерти
Отхаркиваешь гниль свою:
Не подфартило - среди крыс смерди,
А повезло - истлей в раю...
Зато у нас такие водятся
Форели, девы и грибы,
Что даже сердца безработица
Сыта пособием судьбы!
И камышовый берег Уолдена,
Сощуренный свидетель строк,
Законно возвещает Болдино
Тому, кто искренен и строг.
Здесь плещет океан: "Брависсимо!" -
Кидая майские цветы
К подножью жизни независимой,
Чурающейся суеты.
И здесь так часты озарения,
Лазури так светла струя,
Как будто День Благодарения
Отныне дольше бытия.

ЭСХАТОЛОГИЧЕСКИЕ СТРОФЫ

I

Монета входит в обращенье,
А слово входит в обиход;
Ни тени фальши в нем, ни тени -
А значит нас переживет;
Но только при одном условье:
Коль, явленное на века,
В наряд не облачится вдовий,
Увидев гибель языка!

II

Ты сведена к сухому списку
Владык, - сравнить не побоюсь, -
Напоминающему снизку
Стеклянных ярмарочных бус.
Культура! Но за что же души
Всех обнадеженных тобой
Теснятся в царственном картуше
Нерасшифрованной толпой?

III

Содвинем золотые кубки:
О, как печаль Ее чиста,
Когда на идиш, в душегубке,
Она баюкает Христа!
Кровавой пеною взыграли
Ацтеков праздничные дни -
Да разве с чашею Грааля
Могли соперничать они?

IV

И если б Шампольон овала
Державного не прояснил,
Его бы нам истолковала
Эпоха гаснущих светил:
Гадюка, правившая бурно
И закусившая свой хвост! -
Однажды по кольцу Сатурна
Прочтут абракадабру звезд.

V

Все новых рас напластованье
Лишь уплотняет скорлупу
Земли, свернувшей как в тумане
На истребления тропу.
Броней из тех цивилизаций,
Что ввергли мать свою во мрак,
И предстоит ей заслоняться
От астероидных атак.

VI

Давно разграблены гробницы,
Лишь те из мумий спасены,
Которым мысль объединиться
Внушил советник Сатаны;
Пускай же, к вящей укоризне,
Совместный клад хранит в аду
Кто этой рухлядью при жизни
Не поступался на беду!

VII

Какая, право, участь злая,
История, тебе дана:
Прослыть аскетом, умерщвляя
Наречия и письмена!
Есть боги - сочетанья звуков,
А есть мистерия корней,
Где старца возгласы для внуков
Тем лучезарней, чем темней.

VIII

Пусть роза алая увянет,
И белый расцветет бутон,
И пандемониумом станет
Предшественника пантеон, -
Но к низвержению кумиров
Зачем ты равнодушна так,
Планета, чей хитон сапфиров,
А может статься - саркофаг?..

* * *

Михаилу Брифу

Смерть принимает в офисе по средам -
Тогда же и решается кому,
С горячечным согласовавши бредом,
Ей наносить визиты на дому.
И если в срок не выплачена рента -
Кладбищенский ту сумму взыщет клерк;
Вот только навещает пациента
Старуха после дождичка в четверг.
Ведь у нее семь пятниц на неделе:
И, стало быть, мы снова доживем
До понедельника... А вы хотели -
В два счета, при диагнозе таком?!

SUMMUS SACERDOS1

Я верховный служитель Храма Пустого Звука.
Заложил его мой прапрадед, Рябой Молчун,
кем была разработана тщательнейше наука
о вытягивании жил при настройке струн.
Развивая наш культ, я ввел тяготенье к Аду -
озарив калечащий строй виденьем его
и заставив сверкать забытую было триаду:
славословие, самодурство и быдловство.

На совете старейшин встаю, помавая жезлом,
под бряцанье кимвал держу пространную речь;
садануть бы сразмаху по черепам облезлым -
да боюсь, от крокета и мне тогда не убечь...
По традиции, я призываю к бойне: "Держава, -
говорю, - в опасности!" - Своды ж храма в ответ,
согласуясь со строгим каноном: "Держава - ржава!"
"Государь" - и эхом: "ударь". Вариантов нет.

Церемонии и обряды у нас так чинны:
мы издревле проводим шествие по костям -
позади, оскопленные страхом, бредут мужчины,
пропуская вперед, на плаху, прелестных дам.
А в домашнем кругу еще умильней картина:
там господствуют дармоедство и мордобой, -
и поэтому мы, говоря, что дева невинна,
разумеем, что впопыхах досталось не той.

Исповедуем мы с пристрастием - ведь на дыбе
покаянье грешника радостней и светлей:
Ты сперва из заблудшей овцы показанья выбей -
а потом уж кури фимиам да цеди елей!
Оттого и повальная искренность характерна
для народца, бойко читающего меж строк;
потому и взмывает к вершинам славы, как серна,
кто подметных писем освоил высокий слог.

Упиваемся мы безнаказанностью, а блюдо
полюбившееся нам сызмала - грубая лесть;
поговорка даже в ходу у простого люда:
перепить полезней, нежели недоесть!
Хоть за паствою я замечал: чем она худее,
чем стройнее мировоззренье. Не зря страна
извратит любую идею, а нет идеи -
за отсутствие таковой возведет напраслину на...

Инородцев мы топим в крови дежурной сиротки,
проводя по глотке литым мечом-кладенцом:
назначается жертва на общей храмовой сходке,
где присутствуют государь и его главком.
После этого трупик подбрасывают в канаву
близ молельни их нечестивой, реже - в овраг,
а наутро жрецы истошно кличут ораву
и, взывая к небу, навешивают собак.

Ибо пес - наш тотем, незыблемый вечный символ:
Племенной гимнописец, бессменный певчий - и тот,
ударенье сместить не смея с "кимвАл" на "кИмвал",
пробавляясь тухлятиной, жизнь цепную ведет.
Да и мне опостылели в Храме Пустого Звука
Шелудивая свора и в пасти вонючий кляп...
Ощенилась бы ты поскорей, визгливая сука:
пусть бы первенец принял жезл у меня из лап!..

ЗАБВЕНИЕ

Леониду Гельману

Люблю волну, но не терплю толпы.
Хотя и в ней порой меня качало:
В Москве, я помню, все спервоначала
Казалось дивным - как подъем стопы
У девственных купальщиц. Но людскому
Не доверяйся морю: этот гул -
Увы, лишь репетиция акул,
Шлифующая смертную истому!
Тогда я, впрочем, пестовал, чудак,
Иллюзию, под дерзостные звуки:
"Позор! Позор!" - А Юрий Долгорукий
По спинам пересчитывал зевак...
И ныне, обезличенным моллюском,
Что с будкою суфлерскою своей
Исторгнут из истории зыбей,
Я сохну здесь, на берегу нерусском.
Да, плясок макабрических уже
Я не застал (и выпил два коктейля),
Но как описан точно у Карлейля
Начальник жандармерии Фуше!..
Что ж, остается скромная утеха:
От плеска толп держаться в стороне -
И реять в набегающей волне,
Взмывая ввысь на гребне неуспеха.
Тресковый Мыс, тебя нам не воспеть,
Как это сделал рыжий наш предтеча.
Пускай же, тишину увековеча,
Безмолвствует архангелова медь!

АКВАРИУМ

В зубоврачебном кабинете
Мерцал аквариумный грот -
Чтоб, на него глазея, дети
Охотней разевали рот;
И столько всяческих диковин
Выуживал оттуда взгляд
Познавшего, как мир греховен
И утонченно подловат!

Там рыбы, как в сусальной драме,
Слегка запамятовав роль,
Обмахивались веерами
Под водорослей рок-н-ролл,
И допотопность их одежи
Предполагала разговор
О сумасбродствах молодежи,
Не запрещенных до сих пор;

Но после рюмки, рассиропясь,
Они пускались в хоровод,
Уж боле не читая пропись
Мутителям спокойных вод:
Тем паче, всякая мечтала
Завлечь кого-нибудь в альков -
Чтоб, наметав икры, устало
Продолжить жрать чужих мальков...

Невероятные кораллы
Там свой вычерчивали сюр -
Единый для скалы и залы,
Татуировок и гравюр:
Ветвясь, что те рога над лугом,
И разрастаясь в монумент
Всем облапошенным супругам
Из анекдотов и легенд.

А я пытался, лежа в кресле,
Распутать рассуждений нить -
И рубанул с размаху: "Если
Она могла так поступить,
Не проще ли в иной стихии
Нам обитать - без ног, без рук?
Зачем чудовища морские,
Когда есть ближние вокруг?!"

ЗАГОВОР

У ненависти целые полки
Внештатников - и горькая житуха:
То призрака выслеживать с тоски,
То вслушиваться в эхо тугоухо.
Связным любви таиться не с руки:
К паролю их ничто вокруг не глухо,
Сеть явок, циркуляру вопреки,
Расположилась на вершинах духа.

На след напасть несложно, и давно бы
Грозил провал сторонникам добра,-
Тем более что дьявольски хитра
Сыскная служба зависти и злобы,-
Да ангельские высшие чины
В тот заговор не зря вовлечены!

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Summus Sacerdos - (лат.) верховный жрец.    к тексту